Из воспоминаний Красновой Ларисы Ивановны... (род. 27 мая 1936 г.)

Как началась война...

Я 1936 года рождения, значит тогда мне было 5 лет. Мой папа работал в автоинспекции. Он был одним из основателей Тамбовской областной автоинспекции.

Началась война... Утром, я помню, мама вышла из дома, потом приходит и говорит: «Ваня, война!». Папа встает и начинает одеваться. Автоинспекторы имели тогда полицейскую форму.

А мама говорит: «Ты куда?».
Он: «В военкомат».
Она: «Зачем? Там сейчас никого нет».
Он: «Уже есть».
Она: «Ну ты хоть чай попей».
Он: «Некогда». И пошел в военкомат, записываться добровольцем на фронт.

В автоинспекции, когда узнали, дали ему «броню». Он отказался. Несколько раз они его не пускали на фронт, но в итоге отец добился своего. И прошел он всю войну до 1944 года. Были мелкие ранения. Он служил в дальнобойной артиллерии, не на передовой. Но по родному городу Воронежу ему пришлось из пушки стрелять. Он отмечал автомобили-тягочи, которые перевозили пушки. И однажды полк срочно отступил из какой-то деревни под натиском фашистов, а Знамя полка оставили, то ли забыли, растерялись. И он поехал на машине ночью в занятую фашистами деревню, и ему удалось спасти Знамя полка. За это он был награжден Орденом Красного Знамени. Но, к сожалению, командир погиб и вместе с ним все документы, и награждение не состоялось. Вернулся он в 1944 г. очень больной, с язвой желудка и больше на фронт не попал, потому что до 1946 г. лечился в госпитале.

Деда моего тоже призвали на фронт. Бабушка сказала: «Я тоже пойду!». Их призвали не в строевую часть, а в хозяйственную, на обеспечение. Но там тоже они вывозили все обеспечение на передовую. Бабушка с ним пошла как самоопределяющаяся, и всю войну они прошли. И вернулись, остались живы!

А моя вторая бабушка была очень верующим человеком. И она всю войну утром и вечером молилась. Я говорю: «Бабушка, но вот как тебе не надоело? Ты каждый вечер всю войну молилась». А она говорит: «А это, чтобы они живы остались». Она верила, что это поможет. Вот молитвы ее их и спасли. И у нее, у бабушки, был сын, мамин брат, он тоже вернулся с фронта. Вот она за всех четверых молилась, и все четверо вернулись.

Солдаты очень любили моего деда, и когда началась революция, был такой период, когда офицеров убивали. И вот пришли солдаты вечером и говорят: «Александр Александрович, Вас убивать придут ночью, пойдемте, мы Вас спрячем». И они его спрятали. Таким образом, он жив остался. А второй раз он жив остался, когда был арестован. Арестованных держали в церкви. Дед был верующим человеком, и он всю ночь молился Святому Николаю Угоднику. И уже под утро, как стало рассветать, он видит, как от Алтаря к нему идет Николай Угодник, и говорит ему: «Не беспокойся, все будет хорошо!», и исчез. Утром приходят, начинают всех выводить по одному расстреливать. И вот приходит за ним совсем молоденький мальчишка и говорит: «А ты отец, что здесь делаешь? Ну ка, быстро за стену уходи!». И его отпустил.

Во время войны мы жили на улице Максима Горького. И я видела из окна соседки, как бомба попала в театр. Потом, где-то на улице Сергея Ценского, Тамбов бомбили. А потом уже запомнился только День победы. Был очень яркий солнечный день и стрельба. Мы же от площади жили очень близко. Выстрелы....Выстрелы....Потом оркестр и это была Победа! Все были радостные!

Как мы учились... Наша школа была на улице Максима Горького (сейчас там все застроено). Во дворе было двухэтажное кирпичное здание барачного типа. И поскольку в Тамбове все школьные здания были заняты госпиталями, школу нашу, 7-ю, перевели туда. Учились мы в 3 смены. В 1 классе мы ходили в первую смену к 8 часам, во 2 классе все решили, что мы взрослые, и мы ходили к 7 утра. Зимой в это время абсолютно темно. Мы приходили в школу, у учителя на столе стояла коптилочка с маленьким фитильком, и учитель первый урок нам читал, потому что писать мы не могли. А мы на первом уроке отогревали чернильницы. У нас были чернильницы-непроливайки, и вот мы их держали и отогревали руками, дыханием, потому, что когда дойдешь до школы, чернила замерзали (было очень холодно), писали мы перышками. Вот отогрели чернильницы, тогда начиналась учеба. Так мы и учились. Потом я перешла в 6-ю школу. После госпитали уже все закрывались, и мы по льду перевозили парты обратно в 6-ю школу. Каждый свою парту вез по такому твердому накатанному снегу. Учились мы хорошо. Наш класс в 6-ой школе закончили 10-ый класс 24 человека, и все 24 поступили в вузы. Учителя у нас были высшего класса. Очень много было учителей пожилых, таких, которые работали еще до революции. А я поступала в Воронежский университет. Из 25 баллов у меня было 24, а проходной балл — 24 был только для тех, у кого отец погиб на фронте, а поскольку мой отец был жив, меня не приняли. У меня были все пятерки, только сочинение было 4. И я не прошла по конкурсу, потому что конкурс был 15 человек на место. В результате я приехала и поступила на заочное отделение в пединститут. А потом уже на втором курсе перевелась на стационар. Окончила педагогический институт. Я поступала на литфак, как это тогда называлось, а потом нам прибавили вторую специальность, с 3-го курса у нас еще был французский язык. Когда окончила институт, поехала к своему мужу. Он был летчиком дальней авиации. У нас родился ребенок, а когда я вернулась в Тамбов, он мобилизовался Хрущевской демобилизации. Пришлось поехать в деревню Незнановка в 15 км от Тамбова работать. Год я проработала в деревне, т. к. меня не брали на работу, у меня не было стажа по специальности. А после работы в деревне меня встретила преподавательница Корчагина Антонина Васильевна. Её муж работал директором в нашей школе, а мои сестры учились в тех же классах, что и их дети.

Она спрашивает: «Ты где?».
Я: «Ну пока нигде».
Она: «Ну приходи в институт, у нас будешь работать».
Я: «Так у меня же иняза нет!».
Она: «А это неважно! У тебя сколько по французскому было?».
Я: «Пять, но я иняз же не заканчивала, а работать нужно на инязе».

И меня взяли на год почасовиком. Пришла зав. кафедрой на первое занятие, посмотрела на уровень студентов, которые у меня были, и пришла на последнее занятие, тоже оценила уровень и сказала, что в общем, меня можно взять на кафедру. И таким образом, я, можно сказать, всю жизнь проработала на кафедре французского языка.

Написано со слов Красновой Ларисы Ивановны

Фотографии из семейного архива Красновой Ларисы Ивановны

С. А. Якунина