Тамбовцы на фронтах Второй мировой войны

В фонде областной библиотеки им. А. С. Пушкина содержится несколько экземпляров сборника документов «Тамбовцы на фронтах Второй мировой войны 1939–1945». Это издание является продолжением серии книг, подготовленных коллективом в составе В. Л. Дьячкова, М. М. Дорошиной и И. И. Муравьевой, в которую входят «Письма Великой Отечественной» и двухтомник «Тамбовская область в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.». Эти книги пользуются постоянным спросом в нашей библиотеке.

Сборник «Тамбовцы на фронтах Второй мировой войны 1939–1945 гг.» состоит из двух разделов: «Боевая работа и армейская психология в документах военного периода» и «Быт и психология фронта в документах послевоенного периода». Документы, большой пласт которых публикуется здесь впервые, получены из Государственного архива социально-политической истории Тамбовской области, из личных архивов, из частных коллекций, из архива УФСБ и музея истории милиции УВД по Тамбовской области. Многообразие источников (дневники, фотографии, документы, письма, фольклор) делает это издание кладезью информации для исследователей и краеведов, для профессионалов и любителей.

Но что интересно — составители уже в аннотации акцентируют внимание читателя на том, что «данное издание особенно значимо для понимания не политической, а человеческой стороны трагизма войны, раскрытой через судьбы и переживания отдельных людей». И действительно, любая страница этой книги кроме фактического материала представляет собой еще и прямую возможность увидеть не пафосную или стратегическую сторону войны, а ту, которой она была для каждого жителя нашей страны, — очень личную.

Предлагаем вашему вниманию выдержки из сборника, являющиеся на первый взгляд документами совершенно разного характера, — в одном случае это письма жене, а в другом — дневники, призванные зафиксировать военные события. Однако, стоит только начать читать, и становится очевидно, что по сути это очень схожие памятники времени, выраженные через личность человека и его внутренний мир.

Сергей Матвеевич Белявский, военачальник, генерал-майора, участник советско-финской войны 1939–1940 годов и Отечественной войны, произвел 61 успешный боевой вылет. После войны работал старшим инспектором, начальником отдела Управления анализа и исследования летных происшествий ВВС. В 1960–1962 был начальником Тамбовского высшего военного училища летчиков им. М. М. Расковой. Награжден 3 орденами Красного Знамени, орденом Отечественной войны 1-й степени, 3 орденами Красной Звезды, медалями «За взятие Берлина», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945», «За победу над Японией», «За боевые услуги» и другими. Предлагаем вашему вниманию отрывки из его воспоминаний.

Война с Финляндией

...
Получен боевой приказ. Дата, нанести бомбардировочный (бомбовый) удар, уничтожить... Самолеты в полной готовности: заправлены горючим, подвешены бомбы, заряжены бортовые пулеметы, моторы прогреты и опробованы. Летный состав получает последние указания и, закончив подготовку карт, расходится по самолетам. ...Плавно увеличив обороты моторов, самолет начинает разбег, набрав необходимую скорость, отрывается от земли, убирает шасси и после небольшого выдерживания над землей для увеличения скорости до заданной переходит в набор высоты. К моменту прохода над границей аэродрома самолет уже набирает высоту 25-35 м. Первый, второй, ... шестой самолет повторяет ритуал взлета и становится в «круг» для сбора группы. Но что это? Седьмой самолет после набора высоты 25-35 м вдруг закачался с крыла на крыло и рухнул прямо перед собой в лес. Раздался взрыв, пламя взметнулось над лесом.

После минутной заминки на старте взлет продолжается, очередные самолеты с небольшим отворотом от места падения уходят в полет и строятся в группы. Вот приходит и мой черед для взлета. Мысли, воля — все сосредоточено на исполнении процесса взлета, делаю все строго по инструкции. И вот я уже в воздухе пристраиваюсь в состав группы на заданное место в строю. Через 30-40 минут лета под нами линия фронта. Идем на средней высоте (высота 1500-2000 метров). С самолета отчетливо видны большие пожары в населенных пунктах, расположенных в зонах боев. Но по сторонам смотреть некогда, летим в строю, все внимание пилотированию на заданном месте строя. Выход на цель, сбрасывание бомб выполняется в строю по команде ведущего группы. Полет от цели, возвращение на свой аэродром и посадка проходят без всяких нарушений и осложнений.

...
Начались ежедневные боевые вылеты. Как правило, полеты проводились малыми группами [в] 3-6, максимум 9 самолетов, а то и парой или одиночно. Самолеты были расставлены вдоль границы аэродрома поэскадрильно в два ряда (нос к носу) с расчетом, чтобы между рядами мог безопасно прорулить самолет. Это называется стоянкой самолетов (тогда самолеты не рассредотачивали поодиночке, как это стали делать в ВОВ). На стоянке всегда людно, оживленно и шумно. Какие-то самолеты готовят к вылету, кто-то прогревает и «пробует» работу моторов на больших оборотах. В этой обстановке говорить обычным тоном (голосом) не всегда получается, требуется кричать, а еще труднее кого-либо окликнуть, привлечь внимание на расстоянии.

Сейчас, по истечении большого времени после боев в Финляндии, несколько странными кажутся формулировки боевых заданий того времени, когда малой группе в 2-3 самолета, а то и одиночному самолету ставилась задача «уничтожить» ту или иную цель на территории противника. Согласно требованиям бомбардировочных расчетов (а они построены на теории вероятности) на такую цель нужно послать не менее 10-15 самолетов для ее уничтожения, а когда задача ставилась 1-3 самолетам, более правильно было «бомбардировать». Очевидно начальники считали, то категорическое приказание «уничтожить» более мобилизовывало летный состав на качественное выполнение задания.
...

Полеты в Кудом-Губу

...

Здесь я впервые увидел своими глазами изобилие диких птиц, животных и рыбы в этих краях, а местные жители дополнили мои впечатления еще и рассказами.

Когда самолет произвел посадку в Кудом-Губе, и встречавшие нас военнослужащие привели к себе в дом, где они располагались, и мы с Дуркиным начали передавать привезенную почту, я взглянул на озеро, находившееся за окном, и увидел несколько десяток уток, плавающих в 25-50 шагах от дома. Я спросил: «Чьи это утки?». Мне ответили: «Это дикие утки». Я не поверил своим глазам. Солдаты засмеялись и рассказали, что здесь край непуганных птиц и зверей, т. к. местным жителям из-за близости границы не разрешено иметь огнестрельное оружие. Птица и зверь совершенно не боятся человека. Местные жители занимаются, главным образом, рыболовством и сбором смолы от сосен. Пахотной земли очень мало. Сами солдаты уже несколько раз стреляли из винтовок диких гусей для обеда.

Закончив дела, мы вышли из дома и направились к самолету. В это время на озере, расположенном по другую сторону посадочной площадки, показалось несколько лодок, а сопровождавшие нас местные ребята сказали, что это возвращаются рыбаки. Мы с интересом пошли посмотреть на улов. Каково же было наше изумление! В подошедших лодках лежали, буквально, горы рыбы. Причем мелочи не было. Здесь были щука, окунь и др. породы рыбы. Видя наши восхищение уловом и узнав, что мы из Петрозаводска, рыбаки преподнесли нам по огромной щуке (в каждой было 3-4 кг). Местные ребята нам рассказали, как они осенью охотятся с палками по тетеревиным выводкам, такая охота по непуганой птице бывает очень удачна.

Лев Александрович Осиновский был призван на срочную службу в РККА в ноябре 1939 года. В годы Великой Отечественной войны служил в артиллерийских частях Закавказского, Северо-Кавказского, 1-го Украинского фронтов. Был командиром огневого взвода, командиром батареи. Награжден орденом Отечественной войны 1-й степени, 2 орденами Отечественной войны 2-й степени, орденом Красной Звезды, 12 медалями. Его письма адресованы любимой жене, Нине Васильевне Осиновской. Она во время войны окончила курсы помощников медсестер, работала командиром сандружины при Боткинской больнице в Москве. Награждена орденом Отечественной войны 2-й степени, юбилейными медалями. Нина Васильевна в настоящее время проживает в Тамбове.

9 февраля 1941 г.
г. Балта

Здравствуй, моя дорогая, милое золотце!
Вот и Балта опять — опять прежняя серенькая, нудная жизнь с тоскою о любимой. Как все это надоело!
Скорее бы войти в настоящую колею жизни, не выбиваясь из нее. Ну, ничего, теперь, верно, и немного осталось до того момента, когда мы будем вместе навек и начнем свою новую, полную прелести жизнь. Даже одна мечта о таком счастье поможет нам пережить и отсчитать последние дни нашей разлуки этих нескольких месяцев. А после, после, как будет хорошо, моя дорогая Нинушка!

...
Весь вчерашний день провел с ребятами, рассказывал им о Тамбове, вспоминая и, конечно, грустя. С последней думаю решительно порвать все связи, т. к. она только тянет время и делает его тяжелым.
Ну, а как у тебя, милое мое золотце, дела? Как доехала, как здоровье, как самочувствие? Ты, Нинушка, пожалуйста, береги себя, помня, что здоровье должно быть всегда у тебя на первом плане и прежде всего.

...
Новостей пока никаких нет. Вот эту неделю осмотрюсь, тогда напишу тебе подробное письмо. Ты же, детка, пиши мне регулярно и много-много.

...
Твой Левка

3 мая 1941 г.
Балта

«Над Москвой опустилась тихая, весенняя ночь», — после этой фразы диктатора у меня больно сжалось сердце, хотелось рыдать. Где-то далеко «тихий, весенний» вечер, переходящий незаметно в первую ночь мая. Где-то глянец асфальтовых дорог отливает блеском иллюминаций, слепит прохожих. Где-то праздничное оживление — шумливое и веселое. Потоки, громадные потоки человеческих лавин с непривычной быстротой льются по улицам, растекаясь по театрам, клубам, гостеприимно распахнувшим двери перед буйным радостью вытоком потока.
Веселье всюду, всюду предпраздничное настроение, заставляющее забывать все. Люди становятся похожими на детей с их милым, естественным, немного наивным весельем. Им прощается все, потому что сегодня канун праздника, праздника новой, молодой весны, которой они и отдают дань весельем. Их никто не осудит, ибо все пьяны воздухом весны, ее первым дыханием.
Та же тихая, может быть, теплее и мягче ночь и немного южнее. И никто не спугнет тишины ее. Ни звонкие голоса веселой толпы, ни задорный смех девушки не нарушит покоя ночи, не заставит колебаться терпкий воздух ночи весенней. Все тихо, немного торжественно. Чем-то склепным отдает. Только бессмысленное кривляние луны немножко веселит, как глупый клоун, ночь, контрастируя с нею настроениями. Та же комната с четырьмя мазанными стенами, прежняя лампа висельником болтается под потолком, скупо бросая свой желтый свет на предметы.
И один, один с мыслями человек. Человек, который живет воспоминаниями о прежнем, фантазиями, и которому все гадко, постыло. На душе черно и мерзко.
Мая первый день. Соя летела ветром, подгоняя себя молодостью и задором. Я не видел дороги — она сливалась седой полосой в глазах. Пьяный весною, воздухом, врывающимися в грудь потоком свежести, я забыл, где я, что со мнию. Мысли начали работать только тогда, когда лошадь стала сбавлять свой бег. Я тоже чувствовал усталость. О, бедная Соя, моя молоденькая красавица! Какой я жестокий. Пена покрыла тоненькие ножки лошади, крутые бока тяжело вздымали мокрую шерсть. Широко раскрытые глаза смотрели укоризненно, обиженно. Обняв серенькую шейку, я просил прощения, целуя потную шерсть.
Мы в беге сгорели и теперь шли рядом, далеко от всего живого, гнавшего нас. Мы — каждый по-своему — утолили наши желания и были довольны собою.
И так тоже отдыхают, милая Нинушка! Так тоже веселятся!

Крепко целую тебя.
Твой Левка

P.S. Нинушка, милая моя, что-нибудь напиши мне, милое и теплое. Я не знаю, что делается со мною и что делать мне. Страшно мне, золотце мое!

О. Александрова